Богдана Ващенко написала книгу. Виктор Лягушкин снял к ней фото. А Денис Лотарев нарисовал изображения разных морских чудовищ. Так появился «Беломорский бестиарий». Накануне отъезда Богданы в новую экспедицию – на Чукотку – встретилась с ней, чтобы поговорить о получившемся издании.
Общалась Елена Дмитренко
Фото из архива собеседницы
Расскажи, о чём ваша книга?
Это один из самых сложных вопросов, потому что она получилась очень о многом. Книга написана в стиле магического реализма. Гоголь считается родоначальником этого стиля в русской литературе. Другие примеры – это, без ложной скромности, Борхес, Маркес, например, которые писали в этом же стиле. Это когда ты вроде бы всерьёз, а вроде бы и нет. То есть это нельзя назвать фантастикой, потому что это не фантастика. Это реальность, в которой происходит что-то необыкновенное. Книга – это и есть Бестиарий, в ней перечислены разные бестии и демоны, которые водятся в Белом море. Некоторые из них – это вполне обычные, признанные биологами и описанные в атласах животные, но я избрала для их описания язык человека из какого-нибудь XVII века, который впервые их увидел. И мне хотелось вернуть это удивление окружающим миром, которое испытывали наши предки в то время, когда всё для них было внове и они восхищались практически всем. И мне хотелось соединить наш подход, при котором мы стараемся бережно относиться к окружающему миру, с восторгом тех давних лет.
Ну, я и в 2021 году испытываю восторг и удивление, когда вижу фотографии этих существ!
Да, верно. Но мы смотрим на фотку и, если она хорошая, мы говорим: «Вау, какая штука!» А потом читаем описание: «А-а-а, это всего лишь медуза». Или там, ну, что-нибудь другое, слизняк какой-то.
Слизняк.
Или змея. «Я думал, что это какая-то там штука удивительная». В итоге текст развенчивает первоначальный образ. Людям свойственно такое восприятие с тех пор, как наука оказалась противопоставлена мифологическому взгляду на мир.
Помнишь, был мультик такой, где кот по обоям гулял? Там была рыба, которая из аквариума говорила: «Это не море, это не остров, это кадка с фикусом!» Вот и современный язык научного журнализма говорит голосом этой рыбы. Нет никакой тайны, всё обыденно, всё обычно. Мне хотелось уйти от этого. Как журналисту мне хотелось изобрести какой-то новый язык, вернуть то волшебство, которое есть в мире.
Твоё желание понятно. И что дальше?
Мы углубились в философию. Хотя по количеству текста сама книжка маленькая. Там всего-то около сорока тысяч знаков. На две большие статьи.
Мечта корректора.
(Смеётся) Как-то так, да. Но мы всё равно побились над этим текстом с редактором и корректором. Не меньше, чем над большой книжкой. Мы затронули философию. Немного влезли в мифологию. Мы притянули проблемы современности, такие, как загрязнение океана пластиком, например, или относительно недавнее падение ядерной боеголовки в Белое море. Возможно, запихивать в такой маленький текст большого количества смыслов, которые толкаются в нём локтями, было уже лишним. Я боялась, что получилось слишком много. Среди журналистов есть мнение, что в статье должна быть или одна мысль, или ни одной. А тут их миллион. И меня пугало, как воспримут это читатели.
И как они воспринимают? Первые отзывы наверняка уже есть…
Первые отзывы уже есть, и пока хорошие. Это меня тоже немножко пугает. Так что, когда одна моя знакомая, кстати, редактор, сказала: «Да, я видела ваш проект, но мне не очень нравится, как этот художник рисует», – я выдохнула: слава Богу, хоть кому-то не нравится. Мы же не 100 евро, чтобы всем нравиться, хоть кому-то должно не нравиться. Я услышала одного этого человека, и я успокоилась. Хоть кто-то сказал правду! (смеётся)
Я ещё не держала книгу в руках, но то, что я видела в интернете, мне понравилось. Я люблю книги, которые явно сделаны с любовью.
Мы над ней столько бились. Классически считается, что автор книги тот, кто написал текст. Мы считаем, что у нас три автора, потому что мы постарались сделать равноценными вкладами текст, фотографии и графику, которые есть в книге.
Конечно, у вас соавторство.
Да, это не дополняющие иллюстрации к тексту. Они равнозначны с текстом. Поэтому она новаторская, потому нам было очень сложно придумать её дизайн и сверстать её, чтобы ни одна часть другую не выдавливала. И чтобы никакая не проваливалась. Это было непросто. Потому нормальные люди пишут текст, а потом отдают коллективу визуальщиков, которые воплощают идею в жизнь. А мы поставили телегу впереди лошади. То есть я написала грубый черновик текста, и мы начали делать книгу. И только когда был готов макет, мы начали верстать и вместе с тем дорабатывать текст. Это было трудно, так как некоторые вещи мы делали в итоге дважды и даже трижды. То надо было что-то переписать. Ты переписала, значит, надо что-то переставить, ты переставляешь… у тебя ломается макет, тебе нужно переделывать макет.
На самом деле так часто бывает.
Ну, обычно так быть не должно. Пишется текст, делается макет, а потом тексту отрубаются лишние ножки, выступающие волосики состригаются, и он типа лежит там себе аккуратненько в колыбельке макета.
Оно, конечно, бывает так, когда у тебя касса идёт перед лошадью. А издание книги, мне кажется, процесс более творческий.
Может быть, это моя дурная привычка к работе с журналами.
В работе над журналами тоже бывают такие моменты. Хотя там отношение к тексту более потребительское. И всё же я никогда не забуду эти ночные заседания с верстальщиком: «Так, а теперь картинку двигаем на пять миллиметров влево, и что тогда у нас справа? О, смотри, выровнялось! Ой, нет, там всё съехало, давай …»
Да, у нас это тоже было. Каждый автор вкладывал что-то своё. Я в книге раскрывала мысль о том, что человек склонен видеть то, что он хочет увидеть. Художника Дениса Лотарева интересовала связь восприятия мира с чем-то детским, наивным. Поэтому он смотрел очень много работ графиков XVI–XVII веков. Он пытался следовать традициям того времени. Если ты помнишь, люди, художники, которые иллюстрировали книги, делали гравюры сколько-то столетий назад, очень часто не видели никогда тех животных, которых они изображали, или демонов, которых они должны были нарисовать. Они их рисовали с чьих-то слов. И им было в принципе всё равно, что слона нарисовать, что василиска. Для художников того времени это были равнозначно фантастические персонажи. И это тоже одна из причин, почему мы решили объединить в этой книге и реально существующих животных-бестий, и демонов, которые вроде как не существуют. Но на самом деле существуют. (смеётся)
А в книге, кстати, существующие и нереальные персонажи разделены?
Мы хотели перемешать вначале, но потом всё же разделили. Но они все существуют, это всё правда. (смеётся)
Я соврала там только в одном моменте. Но не скажу, в каком.
Получается, книга существует в трёх планах. Вообще, в таких ситуациях, когда есть, допустим, сильный фотограф, есть риск, что фотография перетянет внимание на себя. Как ты считаешь, вам удалось соблюсти баланс, при котором эти три плана оказались уравновешены?
Я думаю, удалось, несмотря на то, что яркие цветные картинки стремятся перетащить на себя всё внимание. Но это обычное дело, у нас во всех книжках так было. Сначала мы делали фотоальбом и немножечко текста. А потом текст разбухает, начинает толкаться локтями и выпихивает фотографии одну за одной из книжки.
И правильно. Я знаю, что книга существует в двух форматах. Расскажешь?
На самом деле в трёх. Второго и третьего пока нет. Но мы надеемся, что к осени будут. А пока приходится извиняться перед участниками сбора на Бумстартере, что им придётся ещё подождать.
Вообще, самый простой вариант – обычная тиражная книга, напечатана офсетом. Её тираж 600 экземпляров. Второй вариант мы назвали «коллекционная»: она больше форматом, печать серебром на крафтовой бумаге, в специальном коробе из карельской березы. Но и стоит она в пять раз дороже. Тираж 60 экз. Третий самый понтовый: это рукописная книга. То есть каллиграф пишет её вручную, пером и тушью, на итальянской бумаге, которая производится с XIII века без изменения технологии – любимой бумаге Микеланджело. Рисунки в ней – офорты, то есть номерные оттиски с гравюр, фото – ручная печать на архивной бумаге. Каждый лист такой книги – произведение искусства. Гарантийный срок хранения 500 лет. Планируемый тираж 6 штук, больше не будет.
Поистине книгоиздание – процесс творческий.
И длительный.
И технологически сложный.
Некоторые люди не понимают. Им кажется, ты сунул флешку в компьютер, а с другой стороны, значит, из принтера специального выпадает книжка. А на деле даже просто отпечатанная бумага должна высохнуть. На сушку уходит минимум неделя. Но, вообще, по-хорошему, десять дней она должна сохнуть, иначе книгу поведёт. Многие об этом не знают. Уже не говоря о том, что есть листоподбор, брошюровка, нарезка, надо собрать блок, померить толщину корешка, только тогда сделать обложку. А для коллекционных экземпляров – короба из карельской берёзы. В общем, на всё это нужно время.
Уверена, что все, кто ждёт коллекционное издание, будут довольны. А вообще, трудно было издать книгу?
Мы же не первый раз.
Я знаю, но но-всякому же бывает. Собрать деньги, технические накладки случаются и так далее. Хорошо, когда всё даётся легко.
Трудно сказать, легко или тяжело. Наверное, меня раздражало то, что она «идёт» в собственном темпе. Никакую часть работы нельзя было ускорить. Я написала первые кусочки в прошлом сентябре, и, соответственно, в июле вот только смогла её подержать в руках. Как мне кажется, для такой книжки это как-то долго.
(Смеется) Я потом тебе расскажу.
Я понимаю, почему ты смеёшься. Но у нас сработанная команда, которая могла бы и побыстрее. Например, материал для книги про дельфинов мы начали собирать в феврале, а в августе мы её уже держали в руках. А нам надо было изучить вопрос, всё написать, сверстать, снять. Мы под книгу отдельную съёмку делали. Сейчас мы съёмку почти всю сделали заранее. Поэтому мне кажется, что получилось слишком долго. Вот меня бесило, что я не могу её ускорить. Я туда: «Ууу! – знаешь, – А оттуда электричка». (смеются)
Ну, зато, смотри, появилась же, можно подержать в руках.
Да, ребеночку надо девять месяцев, понимаешь, не ускоришь.
Да, да, да. Что ты чувствуешь, когда ты берешь её в руки?
Знаешь, обычно ничего. Но периодически меня вштыривает. Это как-то волнами. Вот Витя её привез из типографии. Я посмотрела, думаю: ну, круто, здорово получилось. Так, всё, хорошо, сейчас будем рассылать. Я себе дала слово, что я, значит, открою бутылку, подаренную мне два года назад на день рождения. Я всё искала повод, думаю, вот выйдет книга, я выпью. Я открыла эту бутылку, поняла, что не в коня корм, потому что очень жарко, и коньяк этот кипяченый – это фу, противно, невкусно и не хочется. Но надо, я дала себе слово. А потом меня вштырило… Через какое-то время я стала просматривать книгу перед печатью коллекционной. Думаю, дай я посмотрю, вдруг какие-то помарки опять увижу, опечатки, что-то ещё. Начала читать, думаю, блин, какую мы крутую штуку сделали! Как же это здорово! Какие мы молодцы! А потом опять не штырит.
Мы с этого начали, но, вспоминая твой пост в фейсбуке, написанный после встречи с читателями, спрошу. Как ты относишься к критике? Нужно ли тебе признание? (Коротко о посте: на встречу-презентацию книги пришёл человек, который предположил – и начал спрашивать Богдану об этом, – что текст ею был написан не самостоятельно и что ей подсказывал муж, Виктор Лягушкин. Богдану это расстроило. А кого бы нет? – Прим. ред.)
Я отношусь к своим текстам довольно спокойно. Наверное, это журналистская привычка. То есть я понимаю, особенно если ты впервые работаешь с каким-то журналом, что редактор сильно переделает текст, потому что у них свой формат, свой стиль, они хотят как-то по-другому. С другой стороны, я, вообще-то, уверена, что я неплохо пишу, я так считаю, да. И если это хорошая статья, а её где-то изувечили, что да, бывает, то я её вполне могу попытаться продать куда-то ещё в нормальном виде. Если она хорошая, это получится без проблем. Например, я её переведу на английский и продам за границу. Или на немецкий переведу. Мне кажется, это показатель профессионализма. А во время работы над этой книгой у меня была двойная роль. Я автор и я же редактор. Так что были нюансы работы с литредактором. То есть я как автор должна, вроде как, внимать, так как я, вроде как, низшее звено в этой цепочке, а как редактор я высшее звено, то есть я принимаю работу литредактора. И нам нужно было с Ксенией лавировать, чтобы никто ни на кого не обиделся, и у нас, мне кажется, неплохо получилось. И да, в роли редактора я весьма бережно относилась к собственному тексту, но обычно я довольно спокойна и не выступаю в стиле «Тут вот только так, и нет, я никогда не перепишу! Сделайте так, это моя мысль!» Да, я профессионал, я готова переписать, если плохо. Я переделаю, я допишу или сокращу, если это нужно. Это мы делали, это нормально. Мне кажется, это признак любителя: трястись над каждым своим словом.
Но обычно на встречу с читателями приходят люди, которые знают, куда они идут. Потому что люди тоже вложились, они на Бумстартере дали денег, чтобы мы могли напечатать эту книжку, то есть они участники проекта, это наш совместный проект. И обычно люди радуются, говорят: «Как здорово, у вас получилось, и у нас получилось». Мы благодарим друг друга. И вдруг встретить такую странную реакцию я не ожидала. Это меня расстроило.
А меня, как человека, прочитавшего твой пост, задело, что тебе как женщине отказали в авторстве книги. Я уже с таким сталкивалась. И это каждый раз неприятно.
Наверное, эта проблема более очевидна в той области, где ты работаешь, потому что, ну, скажем так, в силовых видах спорта слабость женщины более очевидна, и сексизм там ярче выступает. В альпинизме особенно важно, чтобы человек прямо говорил, в чём его проблема с тобой. То есть что он не хочет с тобой идти, потому что, не знаю, у тебя изо рта воняет. Или просто потому, что ты ему не нравишься. Или просто потому, что ты девочка. То есть это нормально сказать: «Я не буду», – и объяснить, почему. Вроде, искренность – это хорошо, но тогда проблему как раз видно лицом. Когда я типа молоденькая, я очень ярко видела эти проявления сексизма, а сейчас, может быть, я действительно привыкла и уже не замечаю. Глаз замылился. Но да, я думаю, что в данном случае это было оно, явный сексизм. Наверное, меня это и обидело.
Думаю, единственное, что изменит через какое-то время положение вещей, это если мы будем публиковать больше книг, написанных женщинами. По-другому эта проблема не решится никак.
Наверное, ещё надо как-то отбрасывать привитую женщинам ложную скромность и говорить: «Я делаю. Это я сделала. Это я». Надо учиться. И тоже меняться, меньше прятаться.
Ты написала книгу. Класс!
Я написала книгу.
Четыре книги.
Четыре книги. Но Витя тоже герой, понимаешь?! Я не хочу принижать его роль. Она очень большая. Он и равноправный автор, как автор фотографий, и он сделал большую часть работы по краудфандингу, опять-таки он курирует издательский процесс. То есть его роль большая, и я не хочу, чтобы кто-то говорил, что он там типа фигура марионеточная, а я за ним злобный серый кардинал. Это не так. Но и я при этом уже не тень Вити.
Где можно купить «Бестиарий»?
В книжном магазине Пархоменко можно купить. Или заказать у нас на сайте.
До меня не сразу дошло, что книг будет всего 600 плюс 60 плюс 6. Впрочем, это логично, раз речь идёт о демонах.
Сейчас Богдана с мужем уже на пути к новым приключениям – изучать подводный мир Чукотки. Кто знает, возможно нас ждёт новая книга. А пока знакомимся с жителями Белого моря.
