Задали много вопросов одной из самых продуктивных альпинисток прошлого года – соосновательнице Пермской школы альпинизма Надежде Оленёвой.
Беседовала Елена Дмитренко
Фото: архив собеседницы
Прошлый год дался большинству путешественников непросто. Закрывались границы, срывались поездки, болели близкие. Так или иначе локдаун коснулся каждого из нас. Со стороны казалось, что у тебя получилось сделать из лимона лимонад.
У меня, как и у всех, планы на 2020-й год сломались и поменялись, в связи с карантином, абсолютно полностью. И то, что год получился, в итоге, такой насыщенный, это больше стечение обстоятельств. Мы планировали экспедицию в Киргизию, но границы были закрыты, и мы не смогли поехать. Планировали сборы, также в Киргизии, с Пермской школой альпинизма – не смогли поехать по той же причине. На моей основной работе планы тоже начали ломаться, и стало освобождаться свободное время.
Стечение обстоятельств позволило поехать в Крым и остаться там на достаточно долгое время – других дел всё равно не было. Потом меня пригласили поехать на плато Путорана. И поскольку с Киргизией не сложилось, – я согласилась. Наши сборы в Киргизии мы перенесли в Ергаки и там нам с девчонками удалось залезть шестерку. Я всегда стараюсь ориентироваться по месту, совмещать приятное с полезным и не терять ни минутки. Если есть какая-то возможность, я её использую. Когда есть погода, надо лезть. Всё складывалось, не так, как хотелось, но в итоге…
Мне кажется, у тебя получилось бы работать кризисным менеджером.
Я знаю многих инструкторов альпинизма, занятых в этой сфере в первую очередь для того, чтобы ходить в горы. А почему ты стала инструктором? Ты любишь работать с людьми?
Люблю. Если бы мне не нравилось, я бы этим не занималась. Вообще, когда я пришла в инструкторство, это была чистой воды идея. Я хотела развивать [альпинизм] у нас в Перми. Потому что на тот момент, когда мы с моим напарником начали заниматься Пермской школой альпинизма и набирать новичков, притока свежей крови в местное альпинистское сообщество не было, я бы так сказала. Желающие поехать в горы на сборы один раз в год ещё собирались, а вот новых людей совершенно не было. Многие из тех, кто занимался альпинизмом до этого, по разным причинам завязали, это большинство ребят.
И мы решили, что мы будем набирать людей, воспитывать их, в общем, попытаемся сами развивать альпинизм. К тому времени, я уже достаточно долго занималась альпинизмом. Сначала я начала заниматься с ребятами на наших скалах, потом съездила в Центральную школу инструкторов. Начала работать на сборах, но изначально для меня это не был источник дохода. Важнее было воспитывать будущих альпинистов и развивать спорт у нас в Перми. Это была чистой воды идея.
Сколько у вас сейчас в школе воспитанников?
К нам достаточно много новых людей приходит. В среднем, 25–30 человек в год. Естественно, многие, попробовав, понимают, что это не совсем их спорта, и уходят, например, в скалолазание или горный бег. Тем не менее, часть остаётся. Сейчас у нас порядка 50–60 активных участников. Есть ребята, которые пришли новичками, уже получили второй разряд и начинают ходить самостоятельно.
Все вместе выезжаете в горы?
Большие сборы мы не проводим, у нас инструкторов не хватит. Обычно это два-три отделения. Но выезжаем несколько раз в год: две смены в Крыму по три отделения, затем летние сборы в больших горах. Так в итоге все успевают съездить. Проводим два раза в год осенью и весной сборы в местных уральских горах. Прямо у нас на Урале участники могут выполнить норматив на значок «альпинист России», сходить «единичку», «двоечку». И затем принять решение продолжить заниматься этим спортом.
Я тебе немного завидую. Ты уже завтра будешь в Дигории. Знаешь, я свой «значок» там получила. 20 лет прошло. И ещё три недели придётся подождать, прежде, чем мы присоединимся к тебе там. Но пока тебя ждёт лёд. Расскажи, за что ты любишь ледолазание?
Вообще, лёд в своей жизни я осваивала в два этапа. Когда я начинала заниматься альпинизмом, кроме прочих я ходила и ледовые маршруты. Было интересно, но в определенный момент лёд поднадоел, потому что в горах он везде одинаковый. Когда ты выходишь на ледовые альпинистские маршруты, отличаются они, как правило, только углом наклона льда и, в общем-то, это достаточно скучно. Всё остальное плюс-минус одинаковое.
Но затем я съездила в Италию, на местные ледопады. И я открыла для себя лёд с новой стороны. Какой он может быть разный – и по сложности, и по самой структуре. Ледопадный лёд настолько отличается от ледникового, что я поняла, насколько это действительно интересно. В то же время прохождение маршрутов по высоким (и даже по невысоким) ледопадам даёт очень хорошую подготовку именно для ледовых восхождение в горах.
Это как, например, локальные тренировки в Крыму очень помогают подготовиться к стенным скальным восхождениям. Здесь примерно так же. Пройдя много сотен метров по ледопадам, вы будете увереннее себя чувствовать на льду в горах, вам будет гораздо проще в техническом плане. И лазать по ледопадам часто можно, живя в комфортных условиях, в домиках, недалеко от цивилизации.
Расскажи о ледопадах в Дигории.
Лёд там обычно намерзает в ближайшем к месту проживания и дороге ущелье. В Каньоне есть несколько ледопадов, и они очень хорошие, широкие, где-то метров двадцать-тридцать в высоту. Там несколько разных сосулек, можно проводить занятия, ставить участникам технику, отрабатывать приёмы, нарабатывать уверенность при передвижении на льду.
И дальше через перевальчик есть ущелья с более высокими сосульками. Мы в первый день постараемся протропить – подняться к ближнему массиву. Или, хотя бы, посмотреть подходы и в каком состоянии лёд. Возможно, получится сходить также в соседнее ущелье. Но, вообще, в Дигории очень много планов. И с точки зрения логистики они вполне осуществимые.
Ещё в ваших планах есть Мидаграбин?
Мидаграбин – самый раскрученный сейчас ледолазный район на Кавказе, с маршрутами разной сложности. Он очень хорош тем, что там все водопады располагаются очень компактно, фактически в одном цирке. То есть, подходы там от получаса до полутора часов. И ледопады есть протяжённостью от одной верёвки до четырех. Единственное, там ты живёшь в стороне. То есть от ближайшего места проживания ко льду ехать на машине где-то, наверное, 30–40 минут. Ближе, к сожалению, никакого жилья нет. Ну и, кроме того, в Мидаграбин нужны пропуски, потому что это фактически на границе с Грузией, в пятикилометровой зоне. Там видно перевал, за которым начинается Грузия. При планировании поездки туда нужно обязательно иметь это в виду.
В Дигории, получается, ледопады чуть-чуть ниже и чуть-чуть ближе.
Более домашние, я бы так сказала.
Считаю дни до момента, когда мы с WomenGoHigh там окажемся.
В начале разговора ты упомянула, что, проводя сборы в Ергаках, вам с девчонками удалось пройти «шестёрку». Мы об этом писали, конечно. Расскажи, по какому принципу ты выбираешь объекты и подбираешь команду: куда полезть и с кем полезть?
Со стороны может показаться, что мы приехали в район, и тут же сразу полезли на стену. Но на самом деле к тому моменту были уже достаточно разлазаны в том сезоне.
Мы с Полиной весной лазили вместе маршрут «Гиперборея», это тоже «шестёрка» в Крыму, достаточно сложный маршрут, лазили его в двойке. Маша недели за три до нашего восхождения была уже в Ергаках с Мариной Поповой и Женей Алексеевой, они сходили несколько «пятёрок». То есть, она уже тоже была в форме.
Полина до моего приезда две-три недели была в районе на других сборах, работала инструктором. Поэтому это только со стороны может показаться, что мы приехали и тут же сразу такие полезли. На самом деле, ничего подобного, естественно. И район был хорошо знаком. Маша там была много раз, она из Красноярска, это её домашний район фактически. Полина тоже уже там была. И кроме того, он невысокий, то есть нам не нужна была акклиматизация. Можно приехать и на следующий же день идти под гору.
Собственно, перед маршрутом на пик Звёздный мы с Полиной, чтобы немножко размяться и район посмотреть, слазили на Птицу, а на следующий день уже приехала Маша и мы пошли.
А для тебя это новый район? Ты впервые там была?
Да, я была впервые. В целом он мне понравился. Его, наверное, можно даже с Крымом отчасти сравнить. Рельеф там совершенно потрясающий: гранитные стены, трещины – очень надежный. Лазить вообще сплошное удовольствие. А маршрут Хвостенко мы выбрали, так как мне нравятся высокие стены. Я посмотрела, какая в районе самая протяжённая, и мы на неё полезли.
Я не была в Ергаках, каюсь, но по публикациям и отзывам кажется, что это довольно мокрый угол.
Во время восхождения на Звёздный два из трёх дней шёл дождь. Но за то потом на сборах мы сходили за неделю по 6–7 маршрутов и большие грозы обходили нас стороной. Так что с погодой может повезти.
Но это альпинизм, лезть в дождь привыкаешь. На соревнованиях вообще в любую погоду фигачишь. А то пока пережидаешь, чемпионат может закончиться.
Ты вообще любишь соревноваться?
Сложный вопрос. И да, и нет. Я для себя нахожу в этом плюсы, несомненно, они есть. Это очень хорошая тренировка. Не раз такое было, что во время соревнований я работала так, как ни в каких других условиях ты не заставишь себя работать. Пробегать с такой скоростью маршруты, как на скальном классе в Крыму, в обычной жизни ты себя просто не смотивируешь. Так готовиться, так работать в течение 8–10 часов. В этом плане соревнования дают очень много, прямо расширяют твои границы, и ты понимаешь, как много ты можешь.
С другой стороны, всё-таки я больше люблю настоящий альпинизм. Я больше люблю экспедиции, больше люблю восхождения на горы по большим стенам.
Но это, правда, большая школа. Собственно, в техническом классе в прошлом году, если бы не соревнования, скорее всего, мы бы не долезли маршрут Сыщикова на Гайкомд. Потому что там были определённые обстоятельства. И он дался непросто нашей команде. Но это были соревнования, мы собрали все силы в кулак, и мы его долезли. Это тоже в каком-то смысле расширяет границы. Скажи мне кто, что я такой маршрут зимой смогу лидером пролезть целиком, я бы не поверила. А с другой стороны, я же пролезла. И хотя по классификатору это «пятёрка», многие говорят, что лазанья там на «шестёрку».
На соревнованиях ты собираешь все свои силы. Вне соревнований ты действуешь спокойнее, и запас прочности выше. Конечно, это важно, если ты приезжаешь в район маленькой группой или, тем более, одной командой. Естественно, при планировании маршрута, на восхождении ты понимаешь, что можешь рассчитывать только на себя: нет команды из 20–30–40 человек, которая, в случае чего, поможет, и переживаешь ты только за себя, естественно. Такой формат мне всё-таки ближе.
К сожалению, в нашем спорте фан, удовольствие и достигаторство часто идёт рука об руку с трагедией.
Когда ты лезешь спортивной группкой, то ты сам за себя – такое отношение к спортсменам. Они спортсмены сами выбирают степень риска, какой на себя взять. А когда у тебя есть отделения, люди, новички, за которых ты несёшь ответственность, – это совершенно другая ситуация, как с моральной, так и с юридической стороны.
Третий уровень – когда ты несёшь ответственность, как организатор, например, за людей, которые выходят на маршрут, а тебя с ними нет и извне повлиять на ситуацию ты можешь лишь отчасти, когда вообще можешь.
Я часто вижу, как поддержку женщин в занятии альпинизмом считывают как пропаганду. И считают её вредной. А тебе поддержка нужна? Ты ощущаешь её? Или ты ощущаешь сдерживание? Ты очень сильная и, в широком смысле, можешь всё и без поддержки. Я вижу, как вокруг тебя собираются сильные женщины, и, думаю, так и должно быть. Но как ты вообще смотришь на всю эту «конъюнктуру»?
Естественно, такое отношение я ощущаю и на себе, в том числе. Ни для кого не секрет, что оно есть. И альпинизм действительно очень тяжелый спорт. Восхождения в горах сложны – и физически, и технически – подготовка нужна хорошая. С другой стороны, на самом деле, поддержка очень важна, потому что, опять же, это и так тяжело, на это и так тяжело решиться. И, если ты встречаешь повсеместно такую реакцию, что «может не надо, может не надо», то это вселяет дополнительные сомнения: может, это действительно не нужно, хотя ты вроде бы планируешь и готовишься к этому целенаправленно.
И эти предостережения начинают смущать, поэтому поддержка важна в любом случае. Важна женщинам даже больше, чем мужчинам, в принципе, потому что мы склонны сомневаться в себе. Тем не менее, есть люди, которые меня поддерживают в моих даже самых смелых планах, и я стараюсь слушать таких людей. Но важно, чтобы это, конечно, была ещё и объективная оценка, то есть, человек понимающий, разбирающийся, умеющий оценить свои силы, мои силы, в частности. И который может сказать: «Да, Надя, ты сможешь, давай!» – это сильно помогает.
Когда я только стала куратором «Стального ангела», у меня иногда уходили недели на то, чтобы уговорить потенциальных номинанток заявить вслух о своих восхождениях. А в 2020 году премию не вручали, но я по привычке составила список женских восхождений за сезон и забыла включить туда одну команду. Даже помню, что они ходили, но вот переклинило что-то. И они написали мне письмо с вопросом, почему в списке их нет. И знаешь, это большой прогресс за годы существования премии. Парадоксально, что такой интересный список восхождений и так много новых имён именно в год, когда премию не вручали. Но я вижу, что сообщество развивается. А ты замечаешь позитивные (или нет) изменения с тех пор, как ты пришла в альпинизм?
Я начинала заниматься альпинизмом как все, чтобы раз в год съездить в отпуск в горы. У меня была работа, так что альпинизм был отпускного типа. Я не занималась им как спортом и особо не следила за тем, как обстоят дела, кто куда ходит, никого особо не знала и так далее. Но уже тогда я слышала о сильных восхождениях женских команд. На Блок, Одессу и т.д. Сильные, хорошие восхождения были. Но что я вижу сейчас: большее число женщин может пойти на сложные маршруты.
Потенциальных напарниц стало больше?
Да, из разных регионов. И Южно-Муйском девчонки пролезли совершенно новый маршрут самостоятельно. Девушки, с которыми я ходила в течение года. Вот Маша Дюпина из Красноярска, несмотря на то, что начинала в скальном классе, сейчас хочет ходить именно в больших горах, большие стены. И она очень много тренируется.
Это, кстати, хороший довод за скальный класс, о котором часто говорят, что участников «заставляют бегать по паркету» и они деградируют. А я вижу, как люди вырастают из скального класса в большой альпинизм.
Я считаю, что скальный класс – это отличная подготовка, соревнование. То есть, если к этому целенаправленно готовиться, участвовать, то это тренировка просто отличнейшая, другой такой ты не придумаешь. Сам себя ты в такие условия не загонишь добровольно. Поэтому, определенно позитивнейший эффект от соревнований в скальном классе есть, это вообще неоспоримо.
А в целом ты бы хотела перемен в соревновательном альпинизме? Или тебе всё нравится?
Скальный класс мне нравится, если можно так сказать. Когда есть стены, как Крымские, метров по 200. Но если его проводить на совсем невысоких скалах (30–50 метров), как предлагали провести в Питере, это уже мне не совсем понятно. Это не уровень чемпионата России.
Но в целом в соревнованиях мне не хватает заочного класса среди женщин. Мне кажется, это очень естественно, когда девчонки могут на любых своих сборах, где угодно, сходить маршрут и просто подать его на чемпионат. И я думаю, что там и кворум будет набираться – не четыре-пять связок, как на очном техническом классе, куда ещё нужно приехать, выделить время, опять же, найти напарницу, чтобы пролезть какой-то сложный маршрут. А вот если ты можешь сходить где угодно, когда угодно в течение года и подать на соревнования, мне кажется, это будет хорошей поддержкой…
А женский очный класс у нас есть?
В Ергаках хотят сделать. Николай Захаров говорил, что они хотят сделать женский зачёт.
Ну, посмотрим. Может быть, это будет шаг в сторону системности.
Я могу задавать вопросы вечно. И всё же последний. Назови топ-5 своих восхождений. Может быть, не самых сложных, но что тебе вспоминается именно как личное достижение?
Для меня очень много значил маршрут Михайлова на Бокс, который мы лазили вместе с Катей Репиной. Лично для меня, по моему внутреннему состоянию это, возможно, если не самое, то одно из ключевых восхождений, потому что это был первый для меня маршрут такой сложности женской командой.
Мы изначально всё спланировали вдвоём, у нас не было даже консультативной помощи ни от кого. Хотя, уже потом, когда мы лезли, ребята, которые внизу сидели, они за нами наблюдали, поддерживали на рации, за это им огромное спасибо, но изначально планировали мы всё вдвоём. Сам маршрут сложный. Я помню, как я приехала в Ала-Арчу в начале своих занятий альпинизмом. И я смотрела на стену – из альплагеря видно нижний бастион – и мне казалось, что это невероятно сложно. И то, что, в итоге, мы смогли запланировать и пролезть этот маршрут, для меня значило очень много.
Маршрут Сыщикова на Гайкомд (с Львом Пантюхиным и Михаилом Копыловым) тоже для меня много значил именно потому, что я много рам работала.
Ещё, конечно, первая «пятёрка Б», которую я сходила. Это был Каравшин, маршрут Альперина, моя первая стена. Первое многодневное стенное восхождение, именно тогда я поняла, что мне нравится лезть по стене, мне нравится ночевать на маленьких полочках, жить на стене. Там нам тоже в последний день не повезло с погодой, пошёл снег, мы долезали медленно, но у нас была потрясающая команда (Михаил Копылов, Алексей Шумигай, Дмитрий Хорняк) и мы очень хорошо и душевно сходили тогда.
«Гиперборея». Нависающий, таких маршрутов вообще немного, и сам факт, что мы пролезли его с Полиной [Ошмариной], наверное, на нём мы по-настоящему сработались. После этого мы поняли, что мы вдвоём можем очень многое. И опять же, этот маршрут на Шаан-Каю я давно хотела пролезть, как нечто классное и очень сложное. И я рада, что у нас получилось осуществить свой план и пролезть маршрут за день, потому что рельеф там действительно сложный, там очень много нависания и сложная работа, как лидера, так и второго, то есть вот как раз на таком нависании, на таких маршрутах второму вообще не похалявить: маятники, постоянное притягивание к стене и прочее.
Пятым я бы назвала не восхождение, а в целом нашу экспедицию на Южно-Муйский [хребет]. То есть, само восхождение, я бы не сказала, что оно было каким-то очень сложным, то есть там отличная стена (пик Мечта), очень классный рельеф, по нему очень приятно лезть. Опять же, у нас была сильная команда (Женя Глазунов, Паша Ткаченко). Само по себе восхождение оказалось не очень сложным, но сам формат экспедиции – планирование, автономка, таскание рюкзаков – это было тяжело и интересно. Для меня это было внове, я там тоже очень многому научилась. Ну, и конечно, спасибо Жене и Паше, что у нас получилось осуществить всё задуманное. И это было тяжело, но это было для меня очень познавательно и очень классно. Формат экспедиции мне понравился.
В экспедициях бывает тяжело. Это отдельный мир, долгое время с одними и теми же людьми.
Там в целом накапливается усталость, и на фоне усталости людям уже сложнее принимать чужие характеры.
Ты устойчивый человек, как ты переносишь усталость и стресс?
Я считаю себя терпеливым человеком. Я долго могу терпеть, а в альпинизме это, возможно, одно из самых главных качеств. Потому что терпеть приходится постоянно: плохую погоду, трудности, тяжести, боль, ещё что-нибудь.
Конечно, альпинисты, особенно сильные, как правило, люди с сильным характером. Сильным характерам бывает непросто ужиться, но нужно быть терпимее к друг дружке, нужно понимать: чтобы достичь общей цели, нужно своё эго в определённой мере задвигать. Нужно уметь договариваться, это тоже очень важно при работе в команде. Я считаю, что я умею договариваться с людьми, умею находить общий язык, особенно, когда есть общие задачи в работе и в бизнесе, в горах, это везде нужно.
